Мягкая сила Китая и твёрдая идентичность Ислама
Мягкая сила Китая и твёрдая идентичность Ислама
Центральная Азия продолжает быть ареной геополитической конкуренции. После распада Советского Союза регион долгое время находился в тени интересов крупных держав, но в последнее десятилетие ситуация меняется. Россия, уставшая от внутренних кризисов и истощенная конфликтом с Украиной, теряет прежнее влияние. Запад, сосредоточенный на собственных проблемах и внутренних противоречиях, отказывается от активной вовлеченности. На этом фоне Китай стремительно укрепляет свое присутствие, предлагая странам региона, и особенно Кыргызстану, модель экономического сотрудничества, не обремененного идеологическими условиями. Однако при всей масштабности китайского экономического проекта его глубина и устойчивость в долгосрочной перспективе ставятся под сомнение — прежде всего потому, что Китай не способен предложить региону убедительную культурно-идеологическую платформу.
Китайская стратегия в регионе строится на экономическом доминировании и использовании инструментов мягкой силы. Через инфраструктурные проекты, кредиты, торговые соглашения, образовательные программы, институты Конфуция и медиаподдержку Китай выстраивает сложную сеть влияния. В Кыргызстане уже тысячи студентов изучают китайский язык, многие обучаются в КНР на грантах, а китайская культура активно продвигается через культурные мероприятия и информационные каналы. С формальной точки зрения, это выглядит как успешная экспансия, в которой Китай заполняет вакуум, всё больше оставляющей Россией и Западом. Однако эта экспансия натыкается на предел, который связан не с экономикой, а с менталитетом и исламской идентичностью.
Цивилизационная разница между китайским и кыргызским обществами — это глубокий и непреодолимый культурный барьер. Китай воспринимается как чуждая, не родственная культура, с иным историческим и ценностным контекстом. В отличие от России, с которой у Кыргызстана имеется общее историческое и языковое пространство, и Турции, близкой по своей культуре и религии, Китай остается «другим». Более того, политика Пекина в отношении уйгуров — этнических и мусульманских братьев для народов ЦА, усиливает настороженность и недоверие. Китайская модель основана на прагматизме и контроле, в то время как в Кыргызстане все чаще звучит запрос на идентичность, основанную на исламских ценностях.
На фоне экономической экспансии Китая происходит более тихий, но куда более глубокий процесс — возрождение исламской идентичности. Речь идет не просто о религиозности в бытовом смысле, а о формировании альтернативной мировоззренческой и политической модели. Ислам становится не только личной верой, но и платформой для коллективной солидарности, социальной морали и политической организации. И если Китай требует десятилетий и миллиардов для расширения своего влияния, то исламская идея распространяется быстро, дешево и естественно — через даават (призыв), интернет, проповеди, семинары и образовательные институты и мадраса. В то время как китайская модель предлагает жадную выгоду, ислам предлагает величественный смысл, и в условиях кризиса идентичности эта разница становится решающей.
История показывает, что исламский проект способен мобилизовать массы даже без значительных материальных ресурсов. Примеры таких трансформаций есть и в Центральной Азии, и на Ближнем Востоке. В отличие от национальных государств и цивилизационных блоков, ислам предлагает универсальную идентичность — умму, то есть единую общину, выходящую за пределы расчерченных колонизаторами границ. Китай, при всей своей мощи, остается локализованной, замкнутой моделью, не способной интегрироваться в этот транснациональный исламский проект. Более того, он воспринимается как антагонист (противник, соперник) религиозной идеи, что усугубляется политикой подавления ислама внутри самой КНР.
Запад также проигрывает на этом поле. Его идеология либерализма, демократия, права человека, уже проявила свою слабость и развращенность, особенно в странах с традиционным обществом. На фоне ценностной растерянности и двойных стандартов западная модель стремительно теряет доверие и воспринимается как внешняя, навязываемая. Ислам же, напротив, воспринимается как внутренняя, «своя» система координат, в которой есть ответы на вопросы о справедливости, смысле жизни, устройстве общества и даже управлении государством. Именно поэтому ислам становится не просто религиозной альтернативой, а полноценным идеологическим конкурентом, как для Китая, так и для Запада.
Халифат как идея не звучит открыто в официальной риторике СМИ, но представляет собой самую глубокую угрозу для всех светских моделей влияния. Идея единого исламского пространства, построенного не на экономических интересах, а на общей вере и Божественном законе, способна объединить регионы быстрее, чем любая транспортная или энергетическая инфраструктура. При этом исламский проект, в отличие от китайского, не нуждается в сложной логистике, договорах и инвестиционных форумах. Он распространяется там, где есть мусульмане и их вера и стремление к фундаментальному смыслу.
Таким образом, при всей масштабности китайской стратегии в Кыргызстане и Центральной Азии, ее предел очевиден. Китай может успешно конкурировать с Россией за экономическое и политическое влияние. Он может временно занять освободившиеся ниши в образовании, медиа и торговле. Но он не способен победить Ислам как идеологию. Потому что Ислам предлагает то, чего нет у Китая, это — идею, величественную идентичность мусульманина. А в условиях, когда борьба идет не за рынки, а за души, выигрывает не тот, у кого больше денег, а тот, у кого сильнее мысль.
Китай вероятно ещё останется важным партнером региона. Но его экспансия, лишенная глубокой культурной связи и идеологического содержания, будет всегда уязвима. А Ислам, как показывает история, не требует богатства, чтобы менять мир. Он уже конкурирует с внешними моделями влияния — тихо, но последовательно. И делает это там, где у Пекина нет инструментов: в сознании и сердцах людей.
В контексте темы, уместно будет привести аят из Священного Корана:
«Он — Тот, Кто отправил Своего Посланника с верным руководством и истиной религией, чтобы вознести её над всеми религиями, хотя это и ненавистно многобожникам.» (Сура Ат-Тауба, 9:33)
Латыфуль Расых
