Религию снова используют как инструмент
Религию снова используют как инструмент
На прошедшем VIII Съезде лидеров мировых и традиционных религий Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев выступил с инициативой, призывающей религиозные организации не ограничиваться исключительно духовной работой, а принять участие в решении острых социальных и экологических проблем современности. Он отметил, что религии всегда играли важную роль в преодолении жизненных трудностей, вдохновляли людей на благие дела и оказывали помощь нуждающимся. В связи с этим, по его мнению, необходимо задействовать созидательный потенциал религий в таких сферах, как борьба с бедностью, гуманитарная помощь, экологическая повестка и поддержка уязвимых слоёв населения.
Однако данная инициатива, если рассматривать её в более широком контексте, вызывает ряд серьезных вопросов и противоречий. Прежде всего, она вступает в прямое несоответствие с доктриной секуляризма, на которой официально базируется политическая система Казахстана. Секуляризм предполагает чёткое отделение религии от государства, устранение её влияния на политику, экономику и образование. Однако нынешнее предложение вовлечь религиозных деятелей в решение светских задач, таких как климатическая политика, социальное неравенство и бедность, размывает границы между светским и религиозным пространством. В то время как в течение последних десятилетий религия целенаправленно ограничивалась в своём влиянии на общественную жизнь, сегодня государство, по сути, пытается эксплуатировать религию в своих целях.
Фактически государство демонстрирует признание собственной ограниченности и неспособности справляться с системными вызовами. Капиталистическая модель, лежащая в основе казахстанской экономики и социальной структуры, не предполагает встроенных моральных механизмов, основанных на альтруизме и бескорыстии. Принцип неоплатной помощи, жертвенности и безусловной поддержки слабых вытеснен рыночной рациональностью и расчётом и поиском выгоды. В этой системе социальная защита существует постольку, поскольку она не нарушает макроэкономического баланса, а гуманитарные инициативы — чаще элемент имиджевой политики, чем осознанной нравственной ответственности. Обращение к религиям в таком контексте — это, по сути, признание того, что в рамках существующей системы и модели государство не способно решать задачи, выходящие за рамки узкой прагматической логики.
При этом сам характер обращения к религиозным структурам вызывает вопросы. Речь идет не о признании религии как полноценной системы и идеологии, обладающей актуальными решениями как для общества, так и для государства, а о попытке использовать её ценностный ресурс без предоставления реального влияния или политического признания. Государство забрало себе все рычаги — от экономики до морали, а теперь, оказавшись в кризисе, стремится воспользоваться остатками общественного доверия, которыми ещё располагают религиозные организации на основе использования веры и её принципов. Это создаёт неравноправную модель взаимодействия, в которой религия выполняет функцию морального субподрядчика, но не получает ни автономии, ни статуса. По сути, это односторонняя сделка, в которой государство приглашает религию решать его проблемы, но не признает её политическую силу.
Такое использование духовных ресурсов является манипуляцией и стратегической эксплуатацией. Государство, будучи заложником собственной капиталистической системы, решает как бы прибегнуть к моральному авторитету религий в момент, когда его собственная легитимность, основанная на рациональной эффективности, оказывается слабой и под сомнением. Но при этом государство не собирается отказываться от монополии на власть, ресурсы и институционального контроля. Оно приглашает религию к участию, но не готово делиться властью. Это использование чужих ценностей в собственных целях, без предоставления возможности влиять на процессы по-настоящему. Более того, это позволяет государству снять с себя ответственность: если проблемы сохраняются — виноваты неэффективные религиозные структуры, а не государственные органы, которые де-факто отстранились от решения гуманитарных задач. Так государство переносит вину за провалы и дефицит справедливости «с больной головы на здоровую», делая религию ответственным за то, что раньше входило исключительно в компетенцию собственной власти.
В конечном счёте, мы наблюдаем проявление глубокого лицемерия. Вместо того чтобы честно признать, что религия обладает идеологией и механизмами, ценностями и практиками, которые реально могут формировать устойчивое общество, власть предпочитает сохранить свою иллюзию контроля, обращаясь к религии как к временному союзнику в условиях кризиса. Если государство действительно считает религию источником решений, то почему она не признается как полноценная система мировоззрения и решений, почему её продолжают держать в пределах ритуала и традиций? Лицемерие заключается в том, что религию зовут на помощь, когда нужен моральный капитал, но не дают права быть полноценным участником хотя бы в социальной политике.
Таким образом, инициатива Токаева должен приниматься как симптом системного сбоя в модели капиталистического управления, в которой рациональная эффективность вытеснила мораль, рынок подменил общественные отношения, а моральные ресурсы, отвергнутые ранее, теперь приглашаются как последняя надежда. Но без признания актуальности религиозных институтов, без отказа от манипуляций и переадресации ответственности, подобное сотрудничество останется поверхностным, неэффективным и, в конечном счёте, дискредитирующим как власть, так и саму религию, которая служит исключительно во благо чужой системы.
Худжад Джамиа
